– Джаред, не подходи! – кричу я, все еще отставая от друга на десять шагов. – У оленя были такие же…

Но Джаред и пума уже встретились. Она упала к его ногам и смотрит на него сквозь голубую ауру. Он тут же встает на колени и кладет на нее руки. Я подбегаю.

– Господи…

Пума вся покалечена. На нее невозможно смотреть.

– Ее машина сбила?

Я подхожу ближе, и из глаз пумы выстреливает голубой свет. Он задевает мое предплечье – ощущение такое, словно меня окатили кипятком. Я вскрикиваю и шарахаюсь в сторону. Джаред почти весь окутан голубым сиянием, однако сидит спокойно, не шелохнется – наверное, потому что в его жилах течет божественная кровь. Но если бедная пума пострадала от этого голубого света…

Ох.

Джаред сосредотачивает все внимание на пуме. Потом приглушенно вскрикивает, и голубой свет гаснет. Во внезапно наступившей темноте я его даже не вижу, только слышу вой пумы – она явно испытывает ужасную боль.

– Все хорошо, девочка моя, – шепчет Джаред, и его ладони вспыхивают. Он прижимает их к телу пумы, и она почти сразу успокаивается. Я подхожу ближе. Голубой свет прожег пуму изнутри сразу в нескольких местах. Кровавые раны и ожоги покрывают ее прекрасное тело – на них больно смотреть.

– Тише, тише, – приговаривает Джаред. – Ты в безопасности. Ты меня нашла.

Теперь слышно только ее дыхание. Она свернулась у его ног, как будто наконец обрела убежище.

– Я не могу ее спасти, – хрипло произносит Джаред. – Она так долго меня искала, так долго несла в себе этот ужас, а я не могу ее спасти. Раны смертельные, и их много – мне не под силу их исцелить. – Он прижимает пуму к своим ногам, ласково гладит. Дышит она тяжело, прерывисто, но по крайней мере больше не мучается. Джаред нагибается и шепчет ей на ухо: – Спи, девочка. Спи без боли и мук, в объятиях своего Бога.

Ее дыхание становится медленней… и еще медленней. Я молча жду. Наконец пума затихает совсем.

– Черт! – бормочет Джаред, и даже в свете луны я вижу, как по его щекам катятся слезы. Напоследок погладив пуму еще раз, он опускает ее голову на траву.

– Все нормально?.. – спрашиваю я, как последний дурак.

– Хипстеры думают только о себе. Им кажется, что их поступки никак не отражаются на остальных.

– Да. Весь мир такой. Все люди.

– Не все. – Джаред поднимает глаза на меня. – Ты не такой.

– Джаред…

– Я влюблен в Нейтана, – говорит он. – А он, кажется, влюблен в меня.

– Угу… Я понял. Только что.

– Прости, что сразу тебе не сказал. Поначалу все было слишком хрупко, слишком лично, и он сам до сих пор в шоке, что ему нравятся парни, и…

Джаред не заканчивает, но я и так все понимаю.

– Тебе одиноко.

Он кивает.

– Я боялся все испортить. Боялся, что огласка убьет наши чувства. И мне ужасно не хотелось ранить тебя.

– Ты меня не ранил.

– Майк, ты мой лучший друг. Самый близкий человек. Ты никогда меня не осуждаешь, спокойно принимаешь все мои странности и ничего не просишь взамен, даже когда я очень хочу что-нибудь дать. Ты не позволил родителям запороть нашу дружбу.

– И этому не позволю. Ты бы меня не обидел и не ранил. Наоборот, я очень за тебя рад.

– Ты же ненавидишь Нейтана!

– Из-за этого дурацкого чувства в животе, про которое говорила Хенна… – Я осекаюсь. – Так она все знала, да?

– Да.

– И остальные тоже знали?

– Да.

– Ясно.

– Майк…

– Не, не, я просто…

Что тут скажешь. Вот теперь мне действительно больно.

Когда мы возвращаемся в дом, Хенна лежит на диване. Я иду первым, не оглядываясь на Джареда. Они с Нейтаном лягут в спальне, но вряд ли между ними что-то случится. Джаред не из тех, кто станет приставать к нетрезвому человеку.

– Спокойной ночи, – говорит он, когда мы входим в дом.

– Спокойной ночи, – отвечаю я.

Он уходит в спальню.

– Привет, – говорит Хенна.

Я не отвечаю, и тогда она садится.

– Ты как?

– Не очень.

Она раскрывает объятия. Я ложусь рядом, и она меня обнимает. Мы еще никогда не были так близки, но я хочу одного: чтобы она просто меня обнимала.

в которой Сатчел в последний миг сбегает с церемонии – ей помогает второй хипстер Финн, единственный человек, который по-настоящему ее любит; они спасаются бегством, однако вторжение Бессмертных в наш мир уже началось; умной и сообразительной Сатчел удается придумать, как с помощью амулета закрыть лазейку, но лазеек слишком много, они открылись по всему городу – успеет ли она обойти все до единой, пока Бессмертные не захватили наш мир; одна лазейка открылась прямо дома у Сатчел, и первым делом они бегут туда, но путь им преграждает гонец Дилан; они вынуждены убить его; Сатчел рыдает в объятиях Финна.

Когда я попал в больницу – сразу после аварии, – Стив дал мне специальное масло для заживления ран и уменьшения зуда. Да вот беда: стоит мне начать им мазаться, как я обязательно зацикливаюсь. Намажу и тут же сотру, потом опять намажу и опять сотру, и так до бесконечности… Вреда от этой процедуры куда больше, чем если бы я вообще ничем не мазал шрам и оставил лицо в покое.

Но сегодня я не попал в западню. Я втираю масло… и оставляю. Прислушиваюсь к себе. Нет, я не в западне. То есть я вижу западню, при желании я могу в нее попасть, вижу витки бесконечной спирали. Но теперь у меня есть выбор. Я могу просто помыть руки, вытереть их полотенцем и выйти из ванной комнаты коттеджа.

Видимо, таблетки работают, потому что именно так я и поступаю.

– Прости, – говорит Мэл.

– Даже обсуждать не хочу.

– Я просила его все тебе рассказать. И он мне обещал…

– Забей. Не о чем тут говорить.

Я иду на пирс, скидываю трусы и снова прыгаю в воду. Солнце уже встало. Утро. Вода по-прежнему фантастически холодная. Я погружаюсь на глубину и просто там зависаю. Солнечные лучи насквозь пробивают толщу озера, да только теплей от них не становится.

Хенна посвятила меня в курс дела. Нейтан торчал возле «Гриллерз», чтобы встречаться там с Джаредом, когда тот выходит на перекуры. И на Поле в ту ночь он приехал повидаться с Джаредом, после ссоры с матерью. Хенна не ходила с ними в кино во время концерта «Сердец», она сидела дома, потому что они захотели пойти вдвоем. А загадочные исчезновения Джареда по воскресеньям? Что ж, даже если раньше, до Нейтана, он действительно пропадал неизвестно где, то теперь его отлучки объяснялись очень просто.